Прошла неделя со злополучного поцелуя в ванной, после которого Чимин трусливо умчался пулей на улицу, на ходу вытирая слёзы. Прошла неделя, а ему всё ещё было стыдно и неловко при взгляде на Тэхёна. Мир катился в тартарары и казался Чимину приёмной ада. Ещё шаг — и ты в самом пекле. Ему было страшно. Каждый раз, оставляя Тэхёна с Юнги наедине, он не мог избавиться от параноидальных мыслей о том, что именно в этот самый момент всё может и произойти. Они поцелуются. И тогда, как казалось Чимину, всему наступит конец. Под всем подразумевалась, конечно же, их дружба, дороже которой для Пака ничего не было.

Но проходили дни, а Тэхён так и не делился с другом никакими личными достижениями. А спрашивать у него сам Чимин просто не мог, язык не поворачивался.

— Спишь? — прошептал Юнги, глядя на мигающий в темноте индикатор стоящего на полу ноутбука.
— Да, Тэ уже спит, — ответил ему также тихо Чимин, прислушиваясь к размеренному дыханию друга, что лежал на тонком одеяле посредине, между Чимином и Юнги.
— Я спрашивал тебя.
Повисла тишина.
— Не хочешь выпить?

Паку хотелось. Потому что мечтал расслабиться и не чувствовать этого постоянного напряжения. Последние дни он словно бы жил на вулкане в ожидании того, когда же тот наконец рванёт и превратит весь его мир в безжизненную пустошь.

Мину тоже хотелось. Потому что не хватало смелости. Он тоже чувствовал себя на вулкане. Вот только в отличие от Чимина вместо того, чтобы ждать своей участи, сам жаждал забраться в самое жерло.

Они пили молча и в темноте. Потому что нельзя будить Тэхёна. Но так вкус соджу казался только ещё более горьким. Чимин больше привык к пиву, но его в холодильнике Юнги не нашлось.
— Скажи, чтобы мы ушли, — прошептал Чимин, когда оставался последний глоток, едва покрывающий дно его кружки с отбитой ручкой.
— И куда вы пойдёте?
— Обратно.
Юнги не понял, но уточнять отчего-то посчитал излишним. Встал из-за стола и выбросил в мусорное ведро пустую бутылку. Но на своё место не вернулся — замер за спиной Пака.

— Я хочу, чтобы вы остались. Хочу, чтобы ты остался.

Юнги с ужасом понимал, что больше не желает одиночества и спокойствия, как прежде. То, чего он так боялся, случилось. Он попал под чужое влияние.

После этой ночи в голове Чимина что-то перемкнуло — какой-то маленький рычажок, отвечающий за восприятие реальности, в эпицентре которой всегда был лишь Тэхён... а теперь появился и Юнги. Пак стал замечать все те вещи, которые раньше его глаза и разум упорно игнорировали.

Мин всегда приносит ему то, что он, Чимин, даже не просит, лишь упоминает мимолётно, будь то ванильное мороженое или бальзам для обветренных губ.
Мин всегда уступает ему вечером ванную, стоит только Чимину зевнуть.
Мин всегда хвалит, пусть и очень сдержанно, его стряпню, даже если та безнадёжно пересолена.
Мин всегда спрашивает его мнение по разным вопросам, будь то доклад по психологии или выбор рубашки утром перед зеркалом.
Мин всегда смотрит. Много. Даже слушая болтовню Тэхёна, он то и дело разглядывает его, Чимина, словно бы на Паке за ночь могло появиться что-то новое и невероятное, второй нос или рыбья чешуя.

На душе Чимина скребли... кошки? Отнюдь нет. Это были огромные пантеры. И пасть крокодила в роли грызущей совести в придачу. Пак пытался себя убедить, что ему только кажется, что всё не так и он просто неправильно интерпретировал слова Юнги. Но не верил в это. Он, Чимин, уводит парня у своего лучшего друга — это всё, о чём кричал его мозг. И с этим нужно было срочно что-то делать.

— Спишь? — в этот раз спрашивал уже Чимин.
— Да, Тэхён уже спит, — пробормотал Юнги, покосившись на голову парня буквально в сантиметре от своего плеча.
— Я спрашивал тебя.
Повисла тишина.
— Не хочешь выпить?

— Холодно, — прогундосил Чимин и, шмыгнув носом, застегнул молнию куртки до самого подбородка.
Дома из горячительного ничего не нашлось, поэтому пришлось идти в круглосуточный магазин.
— Пей, согреешься, — Юнги первым открыл пивную банку, и, остановившись ненадолго, залпом осушил едва ли не половину. Чимин последовал его примеру.
— Что ты думаешь о Тэхёне? — Пак задал волнующий его вопрос, когда банка уже была в мусорном баке.
— Странный он.
— И в этом его прелесть, не считаешь?
— Наверное. Вы кажетесь очень близкими. Как братья.
Паку не понравилось, как это прозвучало. Впервые. Ведь раньше он и сам любил щеголять их с Тэхёном родством, хоть и не кровным, а только духовным.
— Побудь с ним, — произнёс Чимин тихо, словно рассчитывая на то, что Юнги всё же не услышит его слов.
Но он услышал и растерянно уставился на парня, нервно теребящего молнию на слишком широком вороте куртки, в котором была видна голая шея.

Мин стянул с шеи клетчатый шарф и принялся аккуратно наматывать его на Чимина.
— В каком смысле? — поинтересовался Юнги, завязывая шарф потуже, пока Пак прятал смущённый взгляд в совершенно нелицеприятном содержимом мусорного бака.
— Наверное, Тэхён был бы в бешенстве, узнав о моём заявлении, но... Ты ему нравишься.
— Я и сам понял.
— И я хочу, чтобы вы были парой.
— И я должен? Почему? Что, если... — он поднял взгляд с шарфа, продолжительно в упор смотря в глаза Чимина, — мне нравится другой человек?
— Ты не должен, — Пак сглотнул и снова уставился на бак. — Но я хочу, чтобы Тэхён был счастлив. И если ему для счастья сейчас нужен ты, значит я обязан попытаться.
— Бред.
— Это ненадолго, я тебя уверяю. Это не займёт даже месяца. Буквально неделю, — с каждым словом его голос звучал всё выше и всё отчаянней. — А потом мы уйдем. Навсегда.
— Я не стану. И ты знаешь причину, — Юнги поджал губы, пригладил шарф на груди Чимина и направился к дому.
— Знаю? Да ничего я не знаю! — досадно выкрикнул в спину.
Мин на секунду запнулся, а после решительно развернулся и быстрым шагом направился обратно. Его губы были буквально в паре сантиметров от чиминовых, когда Пак успел отвернуться, и поцелуй пришёлся на горячую румяную щёку.
— Я люблю Тэхёна, — произнёс Пак в сторону тихо, словно извиняясь.
— И это я тоже понял и сам.

Близился Новый год. И Чимин уже почти успокоился, ожидая что вот-вот со дня на день прозвучит заветное «Нам пора возвращаться. Ты ведь мне обещал». Даже чуть повеселел и перестал избегать Юнги. Но былое напряжение вернулось, едва Тэхён переступил порог в эльфийском колпачке на голове и с ёлочной гирляндой в руках.

— Юнги сказал, что после пар принесёт ёлку. Здорово, правда? Повесь где-нибудь, — сунул гирлянду в руки ошарашенному Чимину.
— Мы будем... встречать Новый год? — слова давались с трудом.
— Да. А ты будто бы не рад, — Тэ выглядел неимоверно взбудораженным. Словно чашек десять кофе хлебнул. — Сам просил ведь.
— А как же обещание?
— В силе. Отпразднуем и сразу вернёмся, — постучал пальцем по тату на запястье, на манер того, как обычно стучат по циферблату часов, и добавил: — В декабрь.
— Ты хотел сказать в апрель?
— Нет. В декабрь.
— Почему?
— Потому что здесь Юнги. У меня ещё дела, — поспешно заявил он, хватая с пола пакет, поставленный им же самим у стены. — Как придёт Юнги, отправь его на мост, что в паре кварталов, ладно?
— Зачем мост?
— Надо. Есть идея, — и Тэхён ушёл, оставив дверь открытой.
На Чимина повеяло сквозняком. А может просто равнодушием друга.

Юнги появился через час. И Чимин, не вдаваясь ни в какие объяснения, тут же отправил его к Тэхёну. Впрочем, он и сам, выждав после этого минут пять, направился следом. Потому что он должен знать всё. Он определённо заслуживает знать. Даже если это будет больно.

Но ни Тэхёна, ни Юнги на мосту не было. Лишь от фонаря к фонарю через всю проезжую часть тянулся транспарант «Моя любовь к тебе, как поток машин. Такая же быстрая, непредсказуемая и взрывоопасная».

А внизу у воды стояли машины спасательной службы и скорой помощи.

Чимин шёл туда словно по инерции, совершенно не отдавая себе отчёта и с совершенно пустой головой. Потому что думать было слишком страшно.
Когда он подошёл, Юнги говорил с каким-то мужчиной, а рядом на медицинских носилках лежал Тэхён.

В мозг Пака через спасительный защитный вакуум проникали лишь обрывки разговора.
— ...Позвонил водитель автобуса.
— ...Сорвался с моста, прикрепляя транспарант.
— ...Пришёлся сильный удар о воду.

Чимин уже держался за плечо Мина, впиваясь пальцами едва ли не до крови.

— В какую больницу его повезут?
— В центральный морг.

И лицо Тэхёна накрыли белой простыней.